› имя: Léana Lamont / Лена Ламонт (если решите менять имя, берите ирландское) › возраст: 26 лет › место рождения: Дублин, Ирландия › профессия: профессиональная бездельница, наверняка окончила факультет искусств и с тех пор сидит у братьев на шее, потому что почему бы и нет. Мечтает стать великой актрисой и периодически просит Донала с его связями в кинобизнесе устроить ей главную роль в фильме/сериале. Однако пока играет только на нервах братьев. › ориентация: на ваше усмотрение › занимаемая внешность: Natalie Dormer / Gemma Arterton (ни на одной из них не настаиваю, со мной можно договориться) › связь с вами: гостевая ---> скайп

Лену невозможно не заметить. Даже в самой шумной компании все взгляды будут прикованы к ней. Красивая, обаятельная, знающая, как себя подать, - она нигде не потеряется. Лена осведомлена о том, чем занимаются ее братья, но сама участия в семейном бизнесе не принимает, да и не собирается марать руки. Ей гораздо приятнее думать, что вся эта грязь ее не касается. Донал готов носить ее на руках, высоко ценит ее умение подбирать слова, целеустремленность, упорство и ее мастерство приготовления коктейлей. Фэлан души в ней не чает, она - одна из его слабостей, ей многое прощается. Порой даже чересчур многое. Временами Фэлан с тоской думает о том, что не будь они родственниками, то... Самостоятельная, деятельная, обворожительная, она, вероятнее всего, станет причиной ссоры между двумя братьями. Яблоко раздора, оно такое. Однажды Фэлан узнает о том, что у старшего брата с Леной далеко не родственные отношения вот уже несколько лет и тогда, прости-прощай, сытое и спокойное существование. Хотя, опять же, кто знает? Немного подходящей Лене музыки: Laura Marling – What He Wrote Cœur de pirate – La petite mort 1789, les amants de la Bastille – Je veux le monde Anais Delva – Mauvaise fille de bonne famille James Brown – This Is a Men's World

› имя: Thomas O'Dell / Томас О'Делл (все заменяемо) › возраст: 35-36 лет › место рождения: на ваше усмотрение › профессия: офицер в национальном бюро криминальных расследований Гарды, параллельно работает на группировку братьев Ламонт › ориентация: в идеале бисексуальная / пансексуальная › занимаемая внешность: Michael Fassbender (весьма желательно) › связь с вами: гостевая ---> скайп

Кто бы мог подумать, Томас, что, принося присягу, ты будешь так отчаянно лгать? Твоя доблесть не знает границ, ты бросаешься в самое пекло и за то снискал уважение и восхищение коллег. Но кто из них в курсе, насколько грязны твои помыслы? Кто из них знает о крови на твоих руках? Боюсь, ее уже не смыть никогда. Но не беспокойся, Томас, еще несколько лет и остатки совести покинут тебя, и ты станешь таким же зверем, как я. Поверь мне, я позабочусь об этом. P.S. Томас получился немного леди Макбет, йеп. Специально практически ничего не пишу в заявке, поскольку предпочту наши с вами отношения обсудить лично и какие-то свои предложения относительно биографии вашего персонажа и его связи с моим внести уже в отдельном порядке. P.P.S. Да, их отношения немного напоминают Мориарти/Моран. Проще сразу предупредить об этом. Подробности выясним. И еще немного музыки: The Hit House feat. Ruby Friedman – Hunt You Down Nico Vega – Beast Lauren O'Connell – House of the Rising Sun Lorde – Everybody Wants To Rule the World

а ты стоишь в футболке guns n' roses, и я не видел ничего столь совершенного, и я подумал: не завоюю тебя и жить мне не за чем. . . . . . мне семнадцать и я люблю придумывать себе правила. не западать на умников и отличников. не позволять себе быть романтичным. не признаваться в любви по пьяни. не напиваться до того состояния, когда признания в любви кажутся отличной идеей. мне девятнадцать и я впервые вижу тебя в толпе неуверенных первокурсников, таких же как и я сам, мнущихся возле аудитории в крыле, отведенном для департамента классической филологии. на обложке учебника, который ты теребишь в руках, виднеется потертая надпись lingua latina. я еще не понимаю, что проебался со всеми своими правилами, в общем-то, заранее. ты умудряешься выделяться даже когда дело касается чтения вслух текстов про то, что марк побил квинта, и я понимаю, что все, приехали, пиздец. я прошу соседа-айтишника пробить твое расписание и постоянно стараюсь оказаться поблизости как будто случайно. ты изучаешь права человека и что-то там про австрийскую экономическую школу и я со своими давно мертвыми философами ничерта не понимаю, о чем ты говоришь, но слушаю и задаю вопросы. мне вообще-то нет дела до того, кто там регулирует рынок, но если ты так убежденно, забывая обо всем на свете, говоришь, что государство не должно вмешиваться в экономику, то так тому и быть. я мысленно обещаю себе погуглить, что такое маржинализм и взять в библиотеке томик руссо, а ты опять перекидываешься на новую тему и не замечаешь моего влюбленного взора. господи, я надеюсь, этот автобус до кампуса будет ехать вечно и ты успеешь рассказать мне о тысяче других вещей, которые я никогда не пойму. я уже почти полностью теряю надежду на то, что моя френдзона закончится хоть чем-то хорошим, и начинаю поглядывать на того рыжего парнишку, который ходит со мной на введение в философию. мы встречаемся на рождественской вечеринке — кто бы подумал, что ты на таких бываешь — я уже изрядно пьян, кажется, тогда я впервые открыл для себя водку. я начинаю нести околесицу, ты смеешься, я рассказываю что-то про платона и тебе даже нравится. смирившись с моими попытками споить тебя, ты впервые — господи, как ты пережил старшую школу? — пробуешь какое-то дешевое вино. просыпаемся мы в обнимку на моей кровати в обшарпанной общажной комнате. ты выглядишь растерянно и даже немного испуганно и я бросаюсь успокаивать тебя. ничего не случилось, все нормально, мы не трахались, правда, клянусь. да, ты лез обжиматься и — боже, храни алкоголь — постоянно целовал меня и от тебя пахло вином и стрелянными у случайных прохожих сигаретами. да, я понял, это была ошибка, ты не такой, у тебя нет времени на подобные занятия и вообще завтра у тебя дедлайн по эссе, я понял, все нормально — нихуя не нормально, только скажи, где я ошибся, что мне сделать, останься, пожалуйста, хочешь, я заварю тебе чай? мятный помогает от похмелья! — увидимся после каникул. после каникул мы видимся настолько редко, что я начинаю подозревать, что ты нацеленно меня избегаешь. общие знакомые рассказывают, что ты пытаешься попасть в какой-то студенческий совет — ставлю все, что у меня есть на то, что тебя возьмут с распростертыми объятиями — а я еле закрываю пересдачи и прогораю по всем дедлайнам. пока я проебываю занятия, ты пытаешься попасть на доску почета факультета, пока я бухаю и пытаюсь научиться снимать незнакомцев в барах, ты ночуешь в библиотеках и живешь одним кофе. я почти забываю о твоем существовании. ты снова появлешься из ниоткуда — весь такой мистер меня-взяли-на-стажировку-в-правозащитную-организацию, мистер я-вырасту-и-стану-защищать-слабых. кто-то спрашивает тебя, планируешь ли ты выступать за легализацию однополых браков в старушке ирландии и, блять, я вижу как ты краснеешь и смущаешься. я не понимаю, чем ты лучше всех этих парниш, к которым я пытаюсь подкатывать, но ничего не получается. быть может, дело в том, что они не рассказывают по пьяни кулстори про робеспьера? или в том, что они не объявляются на горизонте неловким сообщением в фейсбуке про «привет, надеюсь, ты не занят сегодня вечером»? и ты тащишь меня на какую-то лекцию про античных политфилософов и я не понимаю, какого хуя все это происходит, где-то в голове, конечно, проскальзывает мысль, что ты просто хотел меня увидеть, но нет, нет, меня никто не хочет видеть, так не бывает, я алкаш-проебщик без цели в жизни, зачем я тебе, тут где-то спрятан подвох. но под вечер ты говоришь, что у тебя в квартире есть бутылка скотча и ты не любишь пить один, и мне становится как-то наплевать на подвохи. тебе все еще неловко и это пиздец как заметно, но ты стараешься, я вижу, ты стараешься. я притворяюсь, что знаю, что делаю. ты смущенно говоришь что-то про то, что презервативы в тумбочке, я еще раз переспрашиваю, точно ли ты хочешь этого, потому что выглядишь ты словно пятилетка в очереди к дантисту. я выпиваю еще раз не столько для храбрости, сколько чтобы окончательно поверить, что все это реально происходит. что это ты — мальчик с учебником латинского! — стягиваешь с меня растянутый свитер, жадно, хоть и неумело целуешься и почти что впиваешься руками в мою шею — еще немного и останутся синяки. утром я заранее готовлю речь про то, что да, я все понял, ты не такой, ты был пьяный, это все временное помешательство, у тебя карьера, у тебя учеба, у тебя нет времени на раздолбаев вроде меня. но ты, словно прощупывая почву, опасливо предлагаешь другой расклад, что-то про то, что не станешь использовать глупые отмазки про универ и стажировку и про всю вот эту чушь, если я пообещаю, что это был не последний раз. по мне так честная сделка. и в какой-то момент все становится отлично. мы не замечаем, как твои «ты же не против, если я останусь на ночь» превращаются в «нет, сегодня мы заказываем четыре сыра, завтра — пепперони, а в воскресенье гавайскую, у меня четкий план на эти выходные, фланаган, не смей портить его». я не понимаю, как живу между этими уикендами с тобой. кажется, я живу только ими — этими ленивыми попойками на двоих с фаст-фудом на вынос, растянутыми футболками, марафонами нетфликса и сексом на всех хоть немного ровных поверхностях твоей съемной квартиры. между делом мы заканчиваем колледж — ты, разумеется, с блестящим дипломом, я — едва сдав выпускные экзамены. ты устраиваешься ассистентом сенатора, который заприметил тебя еще на одной из этих вечных стажировок. я вылетаю с работ только так — бариста из меня хреновый, продавец в книжном тоже. отчаявшись, смиренно иду в школу вдалбливать в детишек знания о лафайете и черчилле, пока ты покупаешь себе дорогие костюмчики и блестящие кожаные ботинки. все нормально, данн. я выучил правила игры. у тебя завалы на работе — окей. тебя вызвал босс — без проблем. срочная командировка в британию? я не обижен, ты что, привези мне магнитик с красным автобусом. я понимаю, что со мной классно потрахаться и посмотреть кино и напиться в стельку и рубиться всю ночь в колду и потом объесться до тошноты наггетсами, макая их в вонючий сырный соус. я понимаю, что ты все еще боишься слова «отношения» и, кажется, считаешь нас друзьями. но, блять, ты серьезно что ли? у тебя какие-то странные представления о дружбе, данн. но мне, в общем-то, все равно. пока ты пишешь мне, мол, фланаган, надеюсь, планов на выходные у тебя нет, все отлично. все просто замечательно. ps: почти все в первом блоке менябельно. имя взято для иллюстрации из вот этих вечных списков имен-фамилий исключительно из теплых воспоминаний о «хрониках нарнии» и «исчезнувшей». город — любой из ирландской провинции. ориентация — что угодно, лишь бы не гетеро. профессия на ваш выбор, желательно, не юрист, сами понимаете, какие ассоциации в голову лезут. мне нравится мысль о политической карьере, но это исключительно мои заскоки. есть у меня, знаете ли, кинк на модерн!анжольрасов.

› имя: Dara Tyrrell (gaeilge — Dáiríne Tirial) | Дара Тайрелл (гэльск. — Дарини Тирел), предпочитает английский вариант имени-фамилии; › возраст: 36 лет; › место рождения: Дублин, Ирландия; › профессия: юрист; › ориентация: гетеросексуальная; › занимаемая внешность: Eva Green or Eva Mendes, or Rosamund Pike, or Charlotte Riley; › связь с вами: для начала, через гостевую;

Дара греет ледяные пальцы под рубашкой Эрика и кусает бледные губы. Она выглядит действительно нездоровой; просит открыть окно, но от свежего воздуха лучше ей не становится. Автомобиль тормозит, и Дара практически вываливается на обочину: ее долго тошнит. Эрика тоже тошнит — при мысли, что Дара беременна. Она говорит, что все дело, наверное, в острых закусках, которые подавали в доме Конрада. Эрик соглашается, но ни капли ей не верит; помнит, что за весь вечер Дара не проглотила ни крошки, только осушила бокал шампанского (который сама же у него и отобрала). На следующий день врач разводит руками и дает вполне однозначный ответ: миссис Тайрелл не беременна. Возможно, ей стоит сдать иные анализы. Возможно, это был всего лишь приступ изжоги. Эрик вспоминает Конрада, предложившего ему выпить, Дару, изящно позаимствовавшую бокал, и то, как ее выворачивало наизнанку спустя полчаса. Этот пидор пытался его отравить?.. Дара нервно улыбается своему отражению и касается кончиками пальцев припухших век. Эрик проснется через сорок минут; за сорок минут ей нужно стать идеальной женщиной с обложки Vogue и оставаться роскошной красавицей, пока он не уснет поздней ночью. Только тогда у Дары появится время, чтобы дать волю затаенной истерике, выкурить полпачки сигарет и тихонько поплакать. Еще пара дней — она знает это, потому что допустила ужасную ошибку, за которую рискует поплатиться, — и Конрад обнаружит зияющую брешь в своем бюджете. Дара чувствует, как истекает ее время. Сперва узнает Конрад. Потом, разумеется, Эрик, как его ближайший партнер по бизнесу. А потом полетят головы, причем ее собственная — в первую очередь. Поздним вечером Дара признается мужу, что ужасно боится. За него, конечно. Возможно, это лишь глупая женская интуиция, но она уверена, будто Конрад может навредить им обоим. "Помнишь тот прием, Эрик? Помнишь, как странно он на тебя смотрел?" Дара чувствует себя ужасно, когда понимает, что Эрик ей по-настоящему верит; покупается на дешевую ложь о каком-то невероятном заговоре и позволяет убедить себя в том, что Конрад, черт возьми, действительно собирался его убить при помощи яда в бокале шампанского. Ей безумно стыдно и мерзко, но у Дары — всего несколько дней. А у Эрика — параноидная шизофрения. Это даже слишком просто. Конраду, попавшему в больницу с переломом челюсти и множественными травмами мягких тканей, теперь не до Дары. Эрику, впрочем, тоже: его дерзкую выходку обсуждает весь город; о музыкальном продюсере Тайрелле, устроившем драку прямо на закрытой богемной вечеринке, пишут все, кому не лень. За нанесение тяжких телесных он попадает под суд, проходит медкомиссию и вместо срока в тюрьме получает прямой билет в психиатрическую лечебницу. Эрика залечивают два долгих года. Дара чувствует себя вдовой при живом супруге, но, вопреки ожиданиям, не подает на развод; приносит публичные извинения Конраду и его семье, изредка дает интервью местным газетам и трясется от нервного ожидания. Теперь, когда Эрика нет рядом, она вновь находится в серьезной опасности: неудачная финансовая махинация все еще может стоить Даре жизни, и постоянное осознание этого изматывает, провоцирует стресс и депрессию. В один прекрасный — нет, воистину замечательный! — день Конрад бесследно исчезает, и Дара выдыхает с невероятным облегчением. На всякий случай она желает ему безболезненной и быстрой смерти. И обещает себе никогда больше не обманывать мафиози. Может быть, не обманывать вообще (хотя это и звучит как-то чересчур оптимистично для женщины ее склада ума). Эрик возвращается. Конрада находят на дне озера еще два года спустя: обглоданный подчистую скелет с ногами в цементном блоке, как прозаично. Долг Дары похоронен вместе с его останками, и теперь она чувствует себя по-настоящему счастливой — попутно помогая мужу и его брату отмывать незаконную прибыль, разумеется. У Дары все, правда, в полном порядке. Если она и плачет — то исключительно по ночам, когда Эрик крепко спит. факты — вышла замуж в девятнадцать лет: семьи Эрика и Дары крепко дружили, поэтому обе стороны были всецело за брак своих детей; это позволило им породниться. — родила Эрику дочь двадцатого марта две тысячи четвертого года. Летом две тысячи седьмого Дара вместе с Мелиндой попали в автокатастрофу; обычная поездка на такси обернулась трагедией. Тема детей была закрыта раз и навсегда. — на вопрос, любит ли она Эрика, Дара старается не отвечать: настоящих чувств, воспетых в прозе, поэзии и бульварной похабщине, они к другу не испытывают уже очень и очень давно. Глубокая привязанность? Пожалуй, да. Регулярный секс? Безусловно. Любовь же, как известно, приходит и уходит. Их любовь ушла вместе с Мелиндой. — Дара знает, чем занимается ее муж вместе со своим братом. И сама принимает в их делах непосредственное участие, позволив себе "импровизацию" лишь единожды — с Конрадом. О том вопиющем проколе Дара совершенно точно никому не расскажет даже на смертном одре: ей невероятно стыдно перед мужем. — многочисленные проблемы Эрика вовсе не являются для нее секретом. Дара точно знает, что нужно делать, чтобы продлить его ремиссию, и еще лучше знает, чего делать не нужно. Она не подходит к плите (Эрик готовит себе сам, до сих пор свято убежденный в том, что его могут в любой момент отравить), не злится на его любовь скупать тоннами антисептики (минутка обсессивно-компульсивного синдрома на радио радонеж), не настаивает на том, чтобы он принимал свои таблетки (знает, что это бесполезно). Дара, разумеется, беспокоится, но все-таки соблюдает негласные правила. И еще она никогда не задумывается об их будущем.

› имя: Inis O'Shea (eng. — Ennis) | Инис О'ши (англ. — Эннис). › возраст: 21 год; › место рождения: Эннис, графство Клэр. › профессия: IT-специалист по образованию, наркодилер по призванию; протеже и ставленница Эрика. › ориентация: гетеро- или бисексуальная. › занимаемая внешность: Kaya Scodelario. › связь с вами: гостевая.

Девочка Эннис, живущая в Эннисе, ненавидит свое имя так же сильно, как мать и сестер. На фоне умницы Лили и жизнерадостной красавицы Дейзи она выделяется лишь мрачным выражением лица и виртуозным умением материться минуту подряд, ни разу не повторившись. Эннис завидует Дейзи, потому что у нее роскошные волосы, и Лили — той, как самой старшей, чаще всех покупают новые вещи. Дейзи выглядит замечательно даже в блузке с чужого плеча; Эннис этим похвастать не может. И вообще, если задуматься, ничем не может: все желанные позиции (самой сообразительной, самой симпатичной, самой любимой дочери) разобраны сестрами. Ей остается либо безуспешно пытаться, либо плюнуть на все и пойти против течения. Инис выбирает второй вариант: отказывается от английского имени и идиотского сокращения "Энни", перестает тайком подводить белесые брови, кое-как, не слишком заморачиваясь, сдает школьные экзамены. Детские комплексы и подсознательная тяга к чужому вниманию накладываются на логичный подростковый протест: Инис делает совершенно ужасную стрижку в домашних условиях, вырезает дыры в джинсах и устраивается на летнюю подработку, чтобы купить тяжелые ботинки армейского образца. Мать, пытающаяся заработать на обучение трем дочерям, вечно занята и устала. Вместо нее за внешний вид Инис выговаривает Лили, хотя нотации, посвященные списку "ты не должна", не действуют на юную бунтарку от слова совсем. Сестры, разница с которыми составляет всего пару лет, не имеют на нее влияния: Инис красит волосы в ядерно-зеленый цвет, показывает старшим средний палец и смутно мечтает, что когда-нибудь ее заберет к себе отец. В Эннисе тяжело найти неприятностей на свою голову или связаться с плохой компанией. В тихом небольшом городке низкий уровень преступности, поэтому Инис спокойно шатается ночами по аккуратным улочкам и ничего особенно не боится. После школы она с трудом поступает в бизнес-колледж и чудом его оканчивает два года спустя. А потом уезжает в Дублин: шумная столица прельщает ее не только ритмом жизни и новыми возможными знакомствами, но и перспективой все-таки разыскать папу. Дублин, действительно, отличается от сонного Энниса. Инис снимает комнату на окраине и зарабатывает фрилансом: денег немного, но на оплату аренды, еду и мелкие нужды вполне хватает того, что она успела накопить. Отца она тоже находит; мистер О'ши работает в одном из местных банков и, вопреки ее наивным ожиданиям, встречает дочь довольно холодно. Ей стоило бы догадаться раньше — будь все иначе, он бы уделял детям больше внимания, чем требуется для составления поздравительных рождественских открыток, — но для Инис явное равнодушие отца становится тяжелым ударом. Она покидает его дом и ставит на семье жирный мысленный крест. Отсутствие радужных перспектив на будущее и преданные надежды заставляют Инис опустить руки. Когда заканчиваются последние сбережения, она занимает у соседа по квартире и обещает вернуть — как только, так сразу. Через месяц ситуация повторяется. И через два: долг Инис растет, и она малодушно подумывает сбежать в родной город, но все-таки цепляется за жизнь в Дублине. Возвращаться домой, появляясь с повинной перед матерью и сестрами, ей не хочется; Инис продолжает испытывать терпение соседа, без толку посещает десятки собеседований и от отчаяния даже устраивается официанткой в бар, но не задерживается там и пары недель. Зарплату ей не выплачивают: за скандал с подвыпившим клиентом, вылившийся в истерику Инис и кучу перебитой посуды, приходится заплатить в самом буквальном смысле. Она остается на мели, не зная, как выпутываться из крайне затруднительных обстоятельств. Помощь приходит, откуда Инис ее совсем не ждет. От отчаяния выложив весь расклад соседу, она получает сомнительное, но крайне заманчивое предложение быстро заработать. Не нужно никого убивать или раздвигать ноги: всего-навсего забрать посылку и доставить ее по адресу. Инис, сопоставив условия и сумму гонорара, понимает, что в посылке будут вовсе не мягкие игрушки — и все равно соглашается. Ей кажется, что ей нечего терять. Успех Инис отмечает в компании одноразового работодателя; напивается до чертей и без страха соглашается попробовать какие-то таблетки, от которых еще полчаса ловит веселые мультики. К сожалению, больше сосед ей ничего предложить не может (или не хочет): полученная сумма предсказуемо уходит в его карман, а Инис остается на мели, ожидая, что когда-нибудь ей вновь повезет. Она по-прежнему не теряет надежды найти вакансию с полноценным графиком и второй раз устраивается официанткой: помня о том, чем все закончилось в первый, Инис крепче стискивает челюсти и набирается терпения. Новые приятели — коллеги по работе, такие же официанты и бармены, — на удивление быстро принимают ее в свою компанию. Инис отрывается с ними по выходным и даже находит себе парня; во время очередной вечеринки, когда подружка-Люси капризно жалуется, что ей хочется попробовать что-нибудь поинтереснее, чем обычный виски, Инис легкомысленно обещает достать им всем экстази. На следующий день она стучится к соседу и, отчаянно нервничая, выпрашивает у него таблетки, которые потом перепродает в полтора раза дороже. Постепенно постоянными клиентами Инис становятся вовсе не посетители бара: к ней приходят за травкой, кристаллическим метом и скоростью, которые она, в свою очередь, достает через соседа. Выручки хватает на любые ее потребности; Инис радуется, как маленький ребенок, когда покупает себе дорогой ноутбук и продлевает аренду на несколько месяцев вперед. У нее больше нет долгов. Даже тот факт, что Инис в очередной раз увольняют с официальной работы, не портит общую картину. Все складывается идеально. Пока не исчезает ее собственный дилер. Ну, как сказать, исчезает: спустя пару дней Инис чувствует из-за двери крайне неприятный запах трупного разложения и осознает, что сосед никуда не делся. Полиция после ее звонка находит труп с простреленным черепом, Инис для проформы допрашивают и отпускают. Через неделю, поздним вечером, к ней вновь приходят с вопросами — но уже не полиция, это она понимает моментально. Человек, представившийся Эриком Тайреллом, дружелюбно улыбается и выслушивает ее не слишком подробный рассказ; Инис запинается, мелкими глотками пьет воду и пытается отделаться от ощущения, будто он в любой момент может сломать ей шею. Я не стал прописывать дальнейшие события, поскольку хочу начать именно с визита Эрика, но предполагаю, что Инис в итоге получит новую "должность" — под его прямым начальством. 1. Инис боится Эрика. Поначалу интуитивно, но позже, наверняка, познакомится с его психическими проблемами и получит основания держаться с ним крайне осторожно. 2. Инис, в перспективе, безгранично ему лояльна (иначе светит ей либо жизнь на улице, либо возвращение в обожаемый Эннис, чего она боится едва ли не больше, чем п.1.); он, фактически, предоставляет ей возможность жить так, как ей хочется: в Дублине, не имея проблем с жильем и деньгами. 3. Скорее всего, она в него влюблена, что тщательно скрывает. Выросшая без отца, она невольно обращает внимание на мужчин постарше, обладающих определенным авторитетом и положение в обществе; ей хочется быть защищенной, и в лице Эрика Инис находит покровителя. 4. Эрику, в свою очередь, Инис симпатична сразу по нескольким причинам. Он точно так же осознает, насколько она ему обязана, и быстро разглядит ее собачью безграничную преданность: крайне весомый аргумент для человека, который страдает параноидной шизофренией и подозревает каждого первого. Ей можно доверять — и это очень, очень важно. Именно поэтому Инис позволяется многое из того, за что любому другому он бы давно свернул голову по резьбе: на ее откровенно дурной характер Эрик, по большей части, закрывает глаза. 5. Что, впрочем, не становится автоматическим основанием обнаглеть, сесть ему на шею и свесить ноги (возвращаемся к п.1., ага). Эта история подразумевает отношения. Неравные, довольно сложные ввиду характеров обоих персонажей, но, тем не менее, отношения. Важно осознавать, что Инис не интересует Эрика, как сексуальный объект. И не заинтересует беспричинно, хотя я не исключаю этот вариант совсем. И — учитывая, что он не бабочек разводит, — там почти наверняка будет кровькишкираспидорасило. Я очень люблю старое доброе ультранасилие, просьба иметь это в виду: если хотите больше сюжетной рефлексии и меньше трэша, то там выше есть заявка на супругу.